Совет судей РФ предлагает выработать единые и четкие критерии оценки такого явления, как конфликт интересов. Дескать, из-за расширительных формулировок служителей Фемиды нередко подозревают в личной заинтересованности, которой нет. А сами они переживают, например, по поводу банков, где у них счета, учебных заведений, куда поступают их родственники, и больниц, где лечатся все. Если какое-то дело коснется того или иного учреждения, то судье может быть или заявлен отвод, или вынесено замечание от квалификационной коллегии. И такая незащищенность человека в мантии, мол, отзывается серьезным кадровым дефицитом.
Председатель Совета судей РФ Виктор Момотов считает недопустимым расширительное толкование данного понятия, поскольку это может приводить к необоснованным подозрениям. Выступая на семинаре-совещании Высшей квалификационной коллегии судей, он подчеркнул, что нередко речь идет именно о «мнимом конфликте интересов». Это когда у судей нет той личной заинтересованности, которую им пытаются вменить. В результате служители Фемиды, опасаясь придирок, вынуждены уточнять в соответствующей комиссии Совета судей, казалось бы, само собой разумеющиеся вещи. Например, о том, что делать, если стороной процесса будет банк, где у судьи есть зарплатная карта. «Судья – это не человек без прошлого, без семьи и без социальных связей», – заявил Момотов. По его словам, наоборот, именно житейский опыт позволяет принимать справедливые и честные решения. Так что нельзя требовать от судей «социальной стерильности».
Гендиректор Национальной юридической компании «Митра» Юрий Мирзоев:
На самом деле термин «конфликт интересов» действительно трактуется слишком широко. И судьи часто вынуждены сами решать, есть ли конфликт или нет, что создает ситуации правовой неопределенности. За инициативой Совета судей стоит желание упростить работу судов, минимизировав количество поводов для отвода служителей Фемиды.
Закон не описывает четких границ конфликта интересов. Например, считается ли таковым ситуация, когда судья ранее рассматривал дело с участием того же прокурора или адвоката? Или если родственник судьи работает в структуре, связанной с процессом? Неясно, как учитывать неформальные связи типа обучения в одном вузе или прошлое совместное место работы.
Сейчас, когда решение об отводе остается на усмотрение судьи, это тоже может приводить к злоупотреблениям, но и если критерии станут слишком жесткими, то «участники процесса могут лишиться важного инструмента». Ключевой вопрос, насколько гибкими окажутся новые правила и не приведут ли они к избыточной формализации в ущерб справедливости. Совет судей, конечно, стремится к единообразию практики и снижению субъективизма при отводах судей, однако среди его целей есть и другие. Например, сократить нагрузку на человека в мантии, о росте которой постоянно говорят в судейском сообществе. А понятно, что чем меньше будет отводов, тем меньше окажется и переназначений дел. Также это может защитить от «манипулятивных» отводов, ведь жесткие критерии позволят ограничить использование заявлений о конфликте интересов для затягивания процесса. А еще инициатива Совета судей может быть своего рода ответом на критику. Судейский корпус хотел бы стандартизировать процедуру, чтобы устранить возможные скандалы, возникающие в связи с попытками отводов.
Если критерии конфликта интересов окажутся слишком жесткими, то, например, сторонам дела будет сложнее обосновывать отвод, даже если есть реальная предвзятость судьи. А сами судьи получат больше оснований отклонять заявления о наличии у них конфликта интересов. И тогда может возникнуть ситуация, когда «буква закона» будет важнее реальной беспристрастности суда – формально конфликта нет, а фактически он есть. Поэтому вместо разработки жестких правил можно было бы рассмотреть и альтернативные пути. Например, Верховный суд РФ мог бы выпустить максимально гибкие рекомендации – в виде разъяснений с примерами. Помогла бы также «прозрачность и открытость решений по отводам, включая публикацию статистики по их обоснованиям».
